Неточные совпадения
От него отделилась
лодка, полная загорелых гребцов; среди них
стоял тот, кого, как ей показалось теперь, она знала, смутно помнила с детства. Он смотрел на нее с улыбкой, которая грела и торопила. Но тысячи последних смешных страхов одолели Ассоль; смертельно боясь всего — ошибки, недоразумений, таинственной и вредной помехи, — она вбежала по пояс
в теплое колыхание волн, крича...
Но и подумать нельзя было исполнить намерение: или плоты
стояли у самых сходов, и на них прачки мыли белье, или
лодки были причалены, и везде люди так и кишат, да и отовсюду с набережных, со всех сторон, можно видеть, заметить: подозрительно, что человек нарочно сошел, остановился и что-то
в воду бросает.
Варвара сидела на борту, заинтересованно разглядывая казака, рулевой добродушно улыбался, вертя колесом; он уже поставил баркас носом на мель и заботился, чтоб течение не сорвало его;
в машине ругались два голоса, стучали молотки, шипел и фыркал пар. На взморье, гладко отшлифованном солнцем и тишиною, точно нарисованные,
стояли баржи, сновали, как жуки, мелкие суда, мухами по стеклу ползали
лодки.
Все молчали, глядя на реку: по черной дороге бесшумно двигалась
лодка, на носу ее горел и кудряво дымился светец, черный человек осторожно шевелил веслами, а другой, с длинным шестом
в руках,
стоял согнувшись у борта и целился шестом
в отражение огня на воде; отражение чудесно меняло формы, становясь похожим то на золотую рыбу с множеством плавников, то на глубокую, до дна реки, красную яму, куда человек с шестом хочет прыгнуть, но не решается.
Я дня два не съезжал на берег. Больной,
стоял я, облокотясь на сетки, и любовался на небо, на окрестные острова, на леса, на разбросанные по берегам хижины, на рейд, с движущеюся картиной джонок,
лодок, вглядывался
в индийские, китайские физиономии, прислушивался к говору.
Якуты,
стоя по колени
в реке, сталкивали
лодку с мели, но их усилия натолкнули
лодку еще больше на мель, и вскоре мы увидели, что
стоим основательно, без надежды сдвинуться нашими силами.
Нейдут
в лодки, да и только, все
стоят у трапа; упрашивают.
Между тем тут
стояла китайская
лодка;
в ней мы увидели, при лунном свете, две женские фигуры.
«А вы куда изволите: однако
в город?» — спросил он. «Да,
в Якутск. Есть ли перевозчики и
лодки?» — «Как не быть! Куда девается? Вот перевозчики!» — сказал он, указывая на толпу якутов, которые
стояли поодаль. «А
лодки?» — спросил я, обращаясь к ним. «Якуты не слышат по-русски», — перебил смотритель и спросил их по-якутски. Те зашевелились, некоторые пошли к берегу, и я за ними. У пристани
стояли четыре
лодки. От юрты до Якутска считается девять верст: пять водой и четыре берегом.
Через четверть часа мы уже сидели на дощанике Сучка. (Собак мы оставили
в избе под надзором кучера Иегудиила.) Нам не очень было ловко, но охотники народ неразборчивый. У тупого, заднего конца
стоял Сучок и «пихался»; мы с Владимиром сидели на перекладине
лодки; Ермолай поместился спереди, у самого носа. Несмотря на паклю, вода скоро появилась у нас под ногами. К счастью, погода была тихая, и пруд словно заснул.
Иман еще не замерз и только по краям имел забереги. На другом берегу, как раз против того места, где мы
стояли, копошились какие-то маленькие люди. Это оказались удэгейские дети. Немного дальше,
в тальниках, виднелась юрта и около нее амбар на сваях. Дерсу крикнул ребятишкам, чтобы они подали
лодку. Мальчики испуганно посмотрели
в нашу сторону и убежали. Вслед за тем из юрты вышел мужчина с ружьем
в руках. Он перекинулся с Дерсу несколькими словами и затем переехал
в лодке на нашу сторону.
Вода
в реке
стояла на прибыли, и потому вброд ее перейти было нельзя. У китайцев нашлась небольшая
лодка. Мы перевезли
в ней седла и грузы, а коней переправили вплавь.
В это время подошел Олентьев и сообщил, что хлеб куплен. Обойдя всю деревню, мы вернулись к
лодке. Тем временем Дерсу изжарил на огне козлятину и согрел чай. На берег за нами прибежали деревенские ребятишки. Они
стояли в стороне и поглядывали на нас с любопытством.
Почти все жители высыпали на улицу; некоторые старухи продолжали тихонько плакать, даже мальчишке
стояли как-то присмирев и совершенно не шаля; разломанная моленная чернела своим раскиданным материалом.
Лодка долго еще виднелась
в перспективе реки…
— Это действительно довольно приятная охота, — принялся объяснять ей Вихров. — Едут по озеру
в лодке, у которой на носу горит смола и освещает таким образом внутренность воды,
в которой и видно, где
стоит рыба
в ней и спит; ее и бьют острогой.
Рыбачьи
лодки, с трудом отмечаемые глазом — такими они казались маленькими, — неподвижно дремали
в морской глади, недалеко от берега. А дальше точно
стояло в воздухе, не подвигаясь вперед, трехмачтовое судно, все сверху донизу одетое однообразными, выпуклыми от ветра белыми стройными парусами.
— Да постыдитесь! Чего вы, рехнулись? Пароход же
стоит, встал, ну! Вот — берег! Дураков, что попрыгали
в воду, косари переловили, повытаскали, вон они, — видите две
лодки?
Тотчас после чая сели
в лодку, придурковатый молчаливый парень взял вёсла, а старик,
стоя по колена
в воде, говорил Кожемякину...
Проснулся на восходе солнца, серебряная река курилась паром,
в его белом облаке тихо скользила
лодка,
в ней
стоял старик.
В лодке сидела Елена с Рендичем и
стоял длинный ящик, покрытый черным сукном.
Сидит
в лодке и так звонко кричит он нам
в окна: «Эй, нет ли у вас вина… и поесть мне?» Я посмотрела
в окно сквозь ветви ясеней и вижу: река вся голубая от луны, а он,
в белой рубахе и
в широком кушаке с распущенными на боку концами,
стоит одной ногой
в лодке, а другой на берегу.
Надо сразу! Первое дело, не давать раздумываться. А
в лодку сели, атамана выбрали, поклялись
стоять всяк за свою станицу и слушаться атамана, — дело пойдет. Ни один станичник еще своему слову не изменял.
Подогнав осторожно
лодку к незаросшему месту, надобно стать к нему боком, так, чтобы
лодка и рыбак совершенно были спрятаны
в камыше, которого горсти по две с обеих сторон захватываются и подгибаются под себя: рыбак плотно сядет на них, и
лодка будет
стоять неподвижно.
Минуту спустя животное
стояло под навесами
в одном из задних углов, неподалеку от большой
лодки.
Отерев мокрые пальцы свои о засученные полы серой шинели, Ваня прошел мимо детей, которые перестали играть и оглядывали его удивленными глазами. Ребятишки проводили его до самого берега. Два рыбака,
стоя по колени
в воде, укладывали невод
в лодку. То были, вероятно, сыновья седого сгорбленного старика, которого увидел Ваня
в отдалении с саком на плече.
В то время, как отец спускался по площадке и осматривал свои
лодки (первое неизменное дело, которым старый рыбак начинал свой трудовой день), сыновья его сидели, запершись
в клети, и переговаривали о предстоявшем объяснении с родителем; перед ними
стоял штоф.
У них никогда не доставало духу оставаться на завалинке, и
стоило показаться на Оке большой
лодке, как обе спешили уйти
в избу.
За спиной старика
стоит, опираясь локтем о камень, черноглазый смугляк, стройный и тонкий,
в красном колпаке на голове,
в белой фуфайке на выпуклой груди и
в синих штанах, засученных по колени. Он щиплет пальцами правой руки усы и задумчиво смотрит
в даль моря, где качаются черные полоски рыбацких
лодок, а далеко за ними чуть виден белый парус, неподвижно тающий
в зное, точно облако.
Утро, еще не совсем проснулось море,
в небе не отцвели розовые краски восхода, но уже прошли остров Горгону — поросший лесом, суровый одинокий камень, с круглой серой башней на вершине и толпою белых домиков у заснувшей воды. Несколько маленьких
лодок стремительно проскользнули мимо бортов парохода, — это люди с острова идут за сардинами.
В памяти остается мерный плеск длинных весел и тонкие фигуры рыбаков, — они гребут
стоя и качаются, точно кланяясь солнцу.
Подъезжает
лодка,
в ней
стоит Xлынов без сюртука, руки фертом,Барин с большими усами и шестеро гребцов.
Плескались шаловливые струи на стрежне, звенела зыбь, ударяя
в борта старой
лодки, а шорох
стоял по всей реке от лопавшихся то и дело пушистых клочьев пены, или, как ее называют на Ветлуге, речного «цвету».
Фон Корен узнал
в потемках Лаевского и молча протянул ему руку. Гребцы уже
стояли внизу и придерживали
лодку, которая билась о сваи, хотя мол загораживал ее от большой зыби. Фон Корен спустился по трапу, прыгнул
в лодку и сел у руля.
Берег
в этом месте представлял каменистый спуск, с домами и зеленью наверху. У воды
стояли опрокинутые
лодки, сушились сети. Здесь же бродило несколько человек, босиком,
в соломенных шляпах.
Стоило взглянуть на их бледные заросшие лица, чтобы немедленно замкнуться
в себе. Оставив свои занятия, они стали на некотором от нас расстоянии, наблюдая, что мы такое и что делаем, и тихо говоря между собой. Их пустые, прищуренные глаза выражали явную неприязнь.
У площадки, среди других
лодок,
стоял парусный бот, и мы влезли
в него.
— Так и пускай её
стоит там. А завтра лодочники поедут до Керчи и захватят её с собой. Что ж бы им не захватить пустую
лодку? Э? Ну вот… А теперь вы… хлопцы-рванцы… того… як его?.. Не боялись вы оба? Нет? Те-те!.. А ещё бы полверсты, то и быть бы вам
в море. Что ж бы вы поделали, коли б выкинуло
в море? А? Утонули бы, как топоры, оба!.. Утонули бы, и — всё тут.
Был также момент, когда артель, напуганная бешеным ходом
лодки, захотела убрать парус, и Ване
стоило, должно быть, больших усилий, чтобы сжать
в кулак волю этих пяти человек и, перед дыханием смерти, заставить их подчиниться себе.
Идет осень. Вода холодеет. Пока ловится только маленькая рыба
в мережки,
в эти большие вазы из сетки, которые прямо с
лодки сбрасываются на дно. Но вот раздается слух о том, что Юра Паратино оснастил свой баркас и отправил его на место между мысом Айя и Ласпи, туда, где
стоит его макрельный завод.
У рыбаков есть свой особенный шик. Когда улов особенно богат, надо не войти
в залив, а прямо влететь на веслах, и трое гребцов мерно и часто, все как один, напрягая спину и мышцы рук, нагнув сильно шеи, почти запрокидываясь назад, заставляют
лодку быстрыми, короткими толчками мчаться по тихой глади залива. Атаман, лицом к нам, гребет
стоя; он руководит направлением баркаса.
Они
стояли в разных местах, точно корабли на якорях; к одному из них прильнула
лодка Писарева, и мы поплыли было прямо к нему, несмотря на его маханье и крики, что мы отпугаем всю рыбу.
А проснулся — шум, свист, гам, как на соборе всех чертей. Смотрю
в дверь — полон двор мальчишек, а Михайла
в белой рубахе среди них, как парусная
лодка между малых челноков.
Стоит и хохочет. Голову закинул, рот раскрыт, глаза прищурены, и совсем не похож на вчерашнего, постного человека. Ребята
в синем, красном,
в розовом — горят на солнце, прыгают, орут. Потянуло меня к ним, вылез из сарая, один увидал меня и кричит...
Постояв с минуту у реки, он пошёл
в лодку, сел на корму и стал смотреть на картину
в воде.
Через полчаса Ипполит и Варя
стояли у
лодки, около неё возился Григорий — рыжий, голубоглазый парень, с веснушками на лице и орлиным носом. Маша, укладывая
в лодке самовар и разные узелки, говорила ему...
Плыли под крутым обрывом; с него свешивались кудрявые стебли гороха, плети тыкв с бархатными листьями, большие жёлтые круги подсолнухов,
стоя на краю обрыва, смотрели
в воду. Другой берег, низкий и ровный, тянулся куда-то вдаль, к зелёным стенам леса, и был густо покрыт травой, сочной и яркой; из неё ласково смотрели на
лодку милые, как детские глазки, голубые и синие цветы. Впереди тоже
стоял тёмно-зелёный лес — и река вонзалась
в него, как кусок холодной стали.
Ипполит Сергеевич глухо вскрикнул, бросив весло и простирая за ней руки, но она невредима
стояла на берегу, держа цепь
лодки в руках и виновато спрашивая его...
Фельдшер успел вовремя ухватиться за настилку и выкарабкаться почти сухим. Но Астреин по горло погрузился
в воду. Он достал ногами дно, здесь было вовсе не глубоко, но течение с такой силой тянуло его под мост, что он едва-едва успел уцепиться за столб.
Лодка, переполнившись водою, перевернулась вверх дном, легко скользнула
в пролет и на той стороне моста сейчас же запуталась
в кустах. Фельдшер
стоял наверху и хохотал во все горло.
Я, себя не помня, кинулся к
лодкам, их ни одной нет: все унесло… У меня во рту язык осметком стал, так что никак его не сомну, и ребро за ребро опустилось, точно я
в землю ухожу…
Стою, и не двигаюсь, и голоса не даю.
Кои не все
в лодку попали и не на чем им до бережка достигнуть, во всем платье, как
стояли на работе, прямо с мосту
в воду побросались и друг за дружкой
в холодной воде плывут…
Весло задевало опустившийся
в воду ивняк, путалось
в стеблях кувшинок, срывая их золотые головки; под
лодкой вздыхала и журчала вода. Почему-то вспомнилась мать — маленькая старушка с мышиными глазками: вот она
стоит перед отцом и, размахивая тонкой, бессильной рукой, захлёбываясь словами, хрипит...
— У нас обитель небольшая, всей братии семь человек, а я, значит, восьмой, — заговорил брат Павлин уже без смущения. — И обител совсем особенная… совсем
в болоте
стоит,
в водополы или осенью недель по шести ни пройти, ни проехать. Даже на
лодках нет ходу…
Он тянул ее к себе,
стоя по плечи
в воде; волны перебегали через его голову и, разбиваясь о
лодку, брызгали
в лицо Мальве. Она жмурилась, хохотала и вдруг, взвизгнув, прыгнула
в воду, сбив Якова с ног тяжестью своего тела.